Неточные совпадения
— Народ всех боле сам
себя жрет.
— Позвольте, я не согласен! — заявил о
себе человек в сером костюме и в очках на татарском лице. — Прыжок из царства необходимости в царство свободы должен быть сделан, иначе — Ваал
пожрет нас. Мы должны переродиться из подневольных людей в свободных работников…
Такую великую силу — стоять под ударом грома, когда все падает вокруг, — бессознательно, вдруг, как клад найдет, почует в
себе русская женщина из народа, когда пламень пожара
пожрет ее хижину, добро и детей.
Выходила яркая картина, в которой, с одной стороны, фигурировали немилостивые цари: Нерон, Диоклетиан, Домициан и проч., в каком-то нелепо-кровожадном забытьи твердившие одни и те же слова: «
Пожри идолам!
пожри идолам!» — с другой, кроткие жертвы их зверских инстинктов, с радостью всходившие на костры и отдававшие
себя на растерзание зверям.
— Пей водку. Сам я не пью, а для пьяниц — держу. И за водку деньги плачу. Ты от откупщика даром ее получаешь, а я покупаю. Дворянин я — оттого и веду
себя благородно. А если бы я приказной строкой был, может быть, и я водку бы
жрал да по кабакам бы христарадничал.
Замечательно, что среди общих симпатий, которые стяжал к
себе Половников, один отец относился к нему не только равнодушно, но почти гадливо. Случайно встречаясь с ним, Федос обыкновенно подходил к нему «к ручке», но отец проворно прятал руки за спину и холодно произносил: «Ну, будь здоров! проходи, проходи!» Заочно он называл его не иначе как «кобылятником», уверял, что он поганый, потому что сырое кобылье мясо
жрет, и нетерпеливо спрашивал матушку...
Теперь тела уходят из делового оборота жизни, отказываются от нее, уносят с
собой возможность владеть ими, использовать их силу,
пожрать ее.
Наступает молчание; но тревога оказывается ложною. Арина Петровна вздыхает и шепчет про
себя: ах, детки, детки! Молодые люди в упор глядят на сироток, словно
пожрать их хотят; сиротки молчат и завидуют.
— Слушай, у меня ни гроша, дома
жрать нечего, баба — лается, стащи, друг, у
себя в кладовой какую-нибудь иконку, а я продам ее, а? Стащи? А то — псалтырь?
А он ответил — давайте ей полную волю во всём, чего она хочет, тогда она сама
себя одолеет и
пожрёт, и освободится душа, чиста служению божью.
Борьба, сама
себе дающая начало, сама
себя питающая и сама
себя имеющая
пожрать (Феденька, впрочем, не рассчитывал на эту последнюю особенность), борьба против привидений прошлого, настоящего и будущего, борьба необъяснимая в своих источниках и неуловимая в своих последствиях — вот программа, которую предстояло ему разработывать в будущем.
— Дурак, говорю.
Жрать не умеешь! Не понимаешь того, что язык — орган вкуса, а ты как лопаешь? Без всякого для
себя удовольствия!
А кто — сам
себе хозяин… кто независим и не
жрет чужого — зачем тому ложь?
— Не озоруй, шельма, не озоруй! На вот тебе, на! на! Другие ребята в твои годы сами
себе хлеб добывают, а ты только
жрёшь да одёжу дерёшь!..
— Не от бою ты не родишь, а оттого, что
жрешь много. Набьешь
себе брюхо всякой пищей — ребенку и негде зародиться.
Маленький, как бы гневаясь, рыча ухватил конину под
себя и стал
жрать.
Я завалился на дно саней, съежился, чтобы холод не
жрал меня так страшно, и самому
себе казался жалкой собачонкой, псом, бездомным и неумелым.
А так как объектом для еды служит все разнообразие органической природы, то не трудно
себе представить, какое бесчисленное количество механических и химических метаморфоз может произойти в этом безграничном мире чудес, если хозяином в нем явится мечтатель, охотник
пожрать!
— На!
Жри… — крикнул он, дрожа от возбуждения, острой жалости и ненависти к этому жадному рабу. И, бросив деньги, он почувствовал
себя героем.
Шерамур согласился и задумался, a Tante Grillade показала выход, который состоял в том, чтобы пустить деньги в оборот. Тогда эти деньги дадут на
себя другие деньги, и явится неистощимая возможность всегда
жрать и кормить других.
— Я торгую только стеной и крышей, за что сам плачу мошеннику — хозяину этой дыры, купцу 2-й гильдии Иуде Петунникову, пять целковых в месяц, — объяснял Кувалда деловым тоном, — ко мне идет народ, к роскоши непривычный… а если ты привык каждый день
жрать — вон напротив харчевня. Но лучше, если ты, обломок, отучишься от этой дурной привычки. Ведь ты не барин — значит, что ты ешь? Сам
себя ешь!
Австралийские дикари, например, едят человечину и находят, что это вполне честно и нравственно, потому что они, победители, едят своих врагов, побежденных; а дураки английские миссионеры говорят, что это безнравственно кушать
себе подобных; а мы, например, находим, что это ни нравственно, ни безнравственно, а просто штука в том, что мы не сделали
себе привычки
жрать человечину, или предки наши почему-то отвыкли от этого; ну, или просто от того, наконец, что это у нас не принято, не в обыкновении — и только!
Предположения на баке о том, что эти «подлецы арапы», надо полагать, и змею, и ящерицу, и крысу, словом, всякую нечисть
жрут, потому что их голый остров «хлебушки не родит», нисколько не помешали в тот же вечер усадить вместе с
собой ужинать тех из «подлецов», которые были в большем рванье и не имели корзин с фруктами, а были гребцами на шлюпках или просто забрались на корвет поглазеть. И надо было видеть, как радушно угощали матросы этих гостей.
А то сидит
себе около печи,
жрет да пьет.
В конце концов плюнешь и отдашь
себя на растерзание:
жрите, проклятые!
С
собою в гроб возьмет он все, что я приобрел такими трудами; земля
пожрет мое благороднейшее достояние, лучшую часть меня, а на земле останется только злодей, беглец, отверженец, то, что я был еще тринадцать лет назад.
B конце концов плюнешь и отдашь
себя на растерзание:
жрите, проклятые!
— Я, братуша, не мужик простой, не из хамского звания, а дьячковский сын и, когда на воле жил в Курске, в сюртуке ходил, а теперь довел
себя до такой точки, что могу голый на земле спать и траву
жрать.
Де Местр тоже думал, что народ должен изжить горькие плоды революции и получить к ней отвращение, что революция должна сама
себя пожрать.
Устал я. К дневнику не тянет, да и некогда, работы много. Проклятая война
жрет деньги, как свинья апельсины, не напасешься. И как-то странно я
себя чувствую: не то привык к душегубству, не то наконец притерпелся, но смотрю на все значительно спокойнее, прочтешь: десять тысяч убитых! двадцать тысяч убитых!.. и равнодушно закуришь папироску. Да и газет почти не читаю, не то что в первое время, когда за вечерним прибавлением сам бегал на угол в дождь и непогоду. Что читать!